Артур Бондарь — фотограф, издатель, коллекционер родом из Украины. Автор семи книг, таких как — «Тени звезды Полынь», «Подписи Войны», «Баррикада», «Валерий Фаминский V.1945», «Грань» и др. В настоящее время живет в Москве и продолжает работу над персональными проектами на тему истории, тяжелого наследия, частной и коллективной памяти.
Память как тема важна и в глобальном смысле, и, может быть, для кого-то в отдельности. Но почему это важно именно для тебя — делать проекты, связанные с памятью?
Важно сказать, что мои проекты создавались по мере моего развития в фотографии, и первый проект про ветеранов “Подписи войны” появился, когда я только начинал делать личные проекты. В то время умерла одна из двух моих бабушек за два года до того, как я начал делать проект, но мысль о том, что я не спросил того, о чем мог спросить, и не узнал того, что мог узнать, не покидала меня. Тем более, когда я работал в агентстве, мы постоянно снимали возложения, парады и тому подобное — те места, где ты замечаешь ветеранов больше обычного. Там видишь прослойку настоящих ветеранов — свидетелей войны, которые уходят очень быстро. Вот эти два события меня вдохновили делать тот проект в то время.
Если брать следующий проект «Тени звезды полынь» — это была годовщина Чернобыля, куда я поехал по стечению обстоятельств. Для проекта про военный городок (“Там, где умерло мое детство”) — была опять личная причина. Я вернулся домой, туда где я вырос, и увидел, что всё очень изменилось, потому что я давно там не был. Точнее говоря — всё настолько изменилось, что всё, что я помню — осталось только в воспоминаниях. Точно так же и с остальными проектами — я не планирую их, они как-то получаются сами собой.
Сейчас я делаю проект про поисковые команды, которые ищут без вести пропавших солдат Второй мировой войны. Один раз я съездил, посмотрел, и мне захотелось понять, что это и как. Прежде всего меня вдохновили люди, которые этим занимаются.
Я не могу сказать, что тема памяти важна для многих — эти проекты были созданы, потому что они были важны прежде всего для меня в тот момент. Мне очень повезло — я занимаюсь любимым делом и любимыми проектами, поэтому у меня нет нужды делать что-то на конъюнктуру или под кого-то подстраиваться.
Недавно у тебя открылась выставка «Американский тинтайп». Расскажи про эту выставку. Где ты нашёл фотографии и как всё это воплотилось в жизнь? И в целом, как ты работаешь с архивом?
В 2014 году мы с Оксаной Юшко поехали в резиденцию на юг Америки, штат Кентукки, город Падука (Paducah). Это город, который абсолютно соответствует американскому выражению «in the middle of nowhere» (у черта на рогах) — город посреди ничего. Он находится на слиянии рек Огайо и Теннеси и известен тем, что из-за разлива рек там затапливало местные старые викторианские дома. После этого в Падуке построили стену против затопления, но дома так и остались не отремонтированными, люди оттуда съехали. Впоследствии была придумана такая программа: за 1 доллар продают эти дома художникам, и художники приезжают и обязуются отремонтировать этот дом, привлекая местные компании, трудоустраивая местных жителей. Мне кажется — это идеальная схема. И она сработала! К ним приехало очень много художников как американских, так и из ближайших стран.
Нас пригласили в резиденцию на одну из их программ, где главной задачей была коммуникация с местным сообществом. И когда мы приехали, поняли, что это абсолютно не та Америка, которую ты видишь по телевизору, которую мы видим в Вашингтоне, в Нью-Йорке, или прилетая в другие крупные города. Оксана снимала художников, которые там работают и живут в этих домах. А я, как всегда, хотел делать что-то с историей. Я узнал, что на этой территории была раньше гражданская война и сегрегация.
Как-то раз я зашел в антикварный магазин. Ну, это у них называется антикварный магазин, но это грубо говоря барахолка. На барахолке я увидел эти металлические тинтайпы и подумал: «Блин, какая крутая штука!». Важно сказать, что во второй половине XIX века этот вид ранней фтографии был настолько популярным, что это постепенно превратилось в фотографию на ярмарках и распространилось по всей Америке. Фотографии они облачались в бумажное паспарту, с обратной стороны которого была реклама. Фотография стала бизнесом. Фотографы рекламировали свои студии, которые назывались своими именами - «Братья Джорданы», например — такие классные названия того времени, старые американские.
“Far superior to Photographs: American tintype”, New Wing Art Space, The House of Gogol, Moscow, Russia, 2020
Когда я увидел на тинтайпе рекламу: «Получите свой снимок всего лишь за семь минут» — для меня это стал своего рода ранний полароид. Я скупил по местным магазинам все старые портретные снимки (тинтайпы) и на современный полароид фотографировал пейзажи и дома. Тем самым, я совместил людей, которые жили тогда, и места, которые есть сейчас. Ещё я параллельно покупал вещи того периода: колючую проволоку Гражданской войны или губную старую помаду, которую мы заметили в затопленном кинотеатре «Коламбия», где до сих пор сохранился этаж для белых и этаж для черных. Когда ты попадаешь в этот город, ты понимаешь, что он как будто замороженный во времени.
Когда мы вернулись, я начал искать различные тинтайпы и покупал их на аукционах, барахолках, в поездке в Америку и через интернет. Я искал их в разных штатам, чтобы было видно всю прослойку жизни того времени.
Ребята из музея (Новое Крыло Дома Гоголя), с которыми мы делали выставку о войне, спросили: «А нет ли ещё какого-то интересного архива?» Я сразу им показал свои находки, и мы решили сделать ещё одну выставку.
В результате она получилась на 6 залов. Последний из них — это зал проекта, который я делал в Падуке. Остальные пять — разыграны по-разному чтобы зритель как бы путешествовал во времени: мы показываем технологию, какие объекты были и что делали фотографы, потом делаем «Зандеровскую» типологию с американистом, который смог дать хоть какое-то описание этих тинтайпов: примерный год, класс изображаемых людей, их профессию, мы сделали отдельный зал таких типологий, чтобы можно было посмотреть, как люди выглядели, кем они работали, как одевался низший, средний и высший классы.
Ещё в одном зале мы передаём эффект обратного пленэра: если художники выходили на улицу, зарисовывали, потом возвращались в студию и рисовали уже окончательную работу, то здесь фотограф постепенно вышел из студии на улицу, он начинает с этой улицей взаимодействовать. Можно сказать, что это зарождение фотожурналистики: камера ещё с длинной выдержкой, на триноге, ты не можешь быстро снять и убежать, как сейчас, но ты видишь, что фотограф начинает выбирать сюжеты, вплоть до того, что впервые встречаются фотографии пейзажей без ничего, без домов, без людей. Ты не можешь на этом пейзаже распознать время, потому что это такой пейзаж-созерцание, который дальше в американской фотографии становится отдельным жанром.
“Far superior to Photographs: American tintype”, New Wing Art Space, The House of Gogol, Moscow, Russia, 2020
Как происходит поиск и как ты понимаешь, что нашёл что-то ценное? Сколько в процентном соотношении из всего, что покупаешь, ты отсеиваешь? Что потом делаешь с ненужными архивами? И сколько в среднем уходит средств на их приобретение?
Это хорошие вопросы. Я начну с последнего: трачу практически 95% своего заработка. Если брать, что удачно, что неудачно в процентном соотношении, то в принципе при покупке любого архива, который ты не видишь в реальности — то ты практически никогда не знаешь, что покупаешь. Продавец может выставить одну удачную фотографию, и в результате ты купишь 90% абсолютно ненужного хлама, а вот эта одна фотография — она будет хорошей. А бывает так, что продавец может сам не разбираться и просто выставит общий лот а я уже понимаю что там есть интересные вещи. Так как я много работаю с пленкой, я в принципе по превью на фотографии могу понять, что это за кадр. Ещё я смотрю, есть ли какие-то подписи, потому что в итоге это превращается в расследование, и я благодаря подписям или другим мелочам очень много узнаю каких-то деталей про архив.
По поводу того, насколько ты точно знаешь, что покупаешь? Практически никогда. Что я делаю с ненужными архивами? Если я понимаю, что фотографии мне вообще не нужны, я просто выбрасываю. Например, я купил снимки — это Германия, семейный архив, но там практически нет ничего кроме того, что этот архив был снят в довоенное время, за пять лет до войны. Ну, и я его просто взял и выбросил. Разбор каждого архива занимает очень много времени, поэтому я не стану зря его тратить. Несмотря на то, что он был достаточно дорогой, я не стану его перепродавать. Для меня это просто потеря времени, а с каждым годом времени все меньше. Есть такое ощущение, что время сжимается, настолько быстро, что я просто не успеваю делать и охватывать все. У меня очень много архивов: если я сейчас перестану их покупать, то года два я буду просто разбирать то, что уже куплено. Это не из-за жадности, и не от того, что есть лишние деньги.
Мне кажется, что сейчас очень важный период, и, я могу сказать точно — он подходит к концу. Это можно проследить по частоте появления военных архивов на барахолках, на аукционах — их уже сегодня крайне мало. В 2016 году я купил первый архив Фаминского и начал заниматься снимками, прошло 4 года, а архивов уже нет.
Это было такое время, пограничное, когда пришло то поколение, третье поколение, которое напрямую не связано с войной, у которых практически нет бабушек или дедушек, которые прошли через войну. У них нет этой персональной связи с прошлым, именно поэтому они очень легко расстаются с этими вещами: или выбрасывают, или дарят, или кто-то въезжает в квартиру, находит и относит на барахолку.
Мне недавно отдали рукописный архив Героя Советского Союза. Родственники сказали: «Нам как бы и хранить не хочется, и выбросить жалко, и мы хотим кому-то отдать». Я говорю: «Ну, отдайте мне». Это при том, что человек — Герой Советского Союза. И, я думаю, у многих так, особенно когда нет личного общения, или, может, кто-то считает, что это неважно. Просто для меня это очень важно. Ведь это история, которая как раз объединяет нас. Это международная история, которую ты можешь рассказывать в любой стране и которая будет понятна в любой стране.
В работе с архивами важно понимать, что помимо плёнки, нужно сохранять все бумажечки, все конвертики, потому что на конверте часто написан город, в котором он был выдан; или улица, на котором находилось фотоателье; или владелец этого ателье; или заказчик. А бывает так: у меня есть рулончики — это семейный архив немецкого акушера-гинеколога. Немцы же очень педантичны, и у них прям на металлических кассетах, на катушках, была наклеечка: что, где, когда (прям с адресом его гинекологической клиники). Так что любые материалы полезны, потому что они дают ключи уже к дальнейшему расшифровыванию архива.
А потом уже по снимкам: ты читаешь надписи, смотришь архитектуру, иногда даже удается там прочитать какие-то улицы. Если ты не можешь определить, что это за местность, то ты смотришь уже по форме. Пытаешься понять, кто это: мотоциклист или всадник, артиллерист, моряк или летчик. Очень помогают люди которые специализируются на технике Второй мировой войны. И потом уже смотришь, если удается определить подразделения, то где он воевал, в каком периоде — это всё совмещение кусков истории. То есть купить архив — это только 25% работы.
Визуальная археология, Норвегия / 1940
Артур, ты говорил, что у тебя большая коллекция архивов, которой хватит на два года вперёд. Ты собираешь какие-то конкретные архивы: конкретного времени или, может, какой-то конкретной тематики?
Тинтайпы — это случайная история, которую я параллельно покупаю, когда есть возможность, то есть я за ними активно не охочусь. А вот негативы именно военного времени я высматриваю прежде всего, потому что меня интересует именно тема Второй мировой войны, то есть не только Великой Отечественной, а 1939–1945 и +\- пару лет до и после. Например архивы Битлов меня мало интересуют или советские архивы 1970-1980-х тоже.
Я думаю, что есть много учёных, историков, которые работают с известными архивами. Мне прежде всего интересны неизвестные военные архивы, снятые как профессиональными фотографами, так и солдатами-любителями и просто гражданскими — обычные, то есть семейные архивы.
Есть ли у тебя какие-то «запретные» темы, связанные именно с архивами?
Честно говоря, нет, но для меня самая большая трагедия в том, что архивы Второй Мировой войны скоро вообще исчезнут, от них не останется и следа. Почему мне важна именно тема Второй мировой войны? Потому что я вижу, как этой темой манипулируют в России, Украине, Польше, Беларуси — когда уходят реальные свидетели, эту тему очень легко перетягивать в любую сторону. Почему я считаю деятельность поисковых отрядов, которые ищут без вести пропавших солдат очень значимой? Потому что главная цель — это вернуть солдата в семью. Братские могилы — это прекрасный инструмент, который принадлежат государству. А как только человек возвращается в семью — он принадлежит семье, им невозможно манипулировать.
В будущем, конечно, если всё получится, есть идея создать единую платформу, выложить весь материал, чтобы человек, который заходит туда, мог посмотреть, допустим, как Польша снята немцами, когда они оккупировали эту страну, а потом, как страна запечатлена советскими солдатами, когда они пришли освобождать Польшу. Или как сфотографирована Украина или Беларусь при их захвате немцами, и как снята советскими фотокорреспондентами. Мне интересно дать человеку посмотреть на один и тот же промежуток времени, на одну и ту же территорию, но с двух сторон, и пусть он сам делает выводы.
Были ли проблемы с архивами после того, как ты выставлял их в публичное поле? Появлялись ли какие-то казусные ситуации с бывшими владельцами или, может быть, родственниками тех, кто запечатлён на этих фотографиях?
Например, архив Фаминского — его кровная внучка нашла этот архив в интернете после публикации. Если я лично покупаю архив, то заключается договор по отчуждению имущественных, коммерческих и некоммерческих прав. Всё не просто так, потому что суммы довольно большие — я не могу раскрывать, но, грубо говоря, архив Фаминского — это цена легкового автомобиля. Я продал весь тираж книги про Чернобыль и на всю сумму купил архив Фаминского. Это тоже к вопросу, сколько я трачу на архивы.
Архив Валерия Фаминского, фотокнига Артура Бондаря
У нас есть главный вопрос: что ты можешь посоветовать молодым фотографам, возможно тем, кто тоже планирует в будущем работать с архивами?
Прежде всего быть увлеченными и не иметь рядом людей, которые вам скажут, что это невозможно: невозможно найти архивы, невозможно сделать проект, невозможно издать книгу. Возможно всё, было бы желание!
Артур Бондарь
Блиц
Самый ценный совет от вашей бабушки или дедушки?
- От бабушки: враньём можно обойти всю землю, но никогда не вернуться назад.
На какой вопрос вам хотелось бы ответить самому, но вам его никогда не задают?
- Это сложный вопрос. Таких вопросов мне кажется нет. Всё, о чём бы я спросил себя, меня уже спросили. Но чаще всего это один и тот же вопрос: «Зачем?»
Расскажи про свое любимое место?
- Ну, их несколько, оно не одно, как минимум два. Первое — место, где я вырос и которого уже нет, то есть это военный городок. А второе — это Балаклава (Крым), где у меня начались отношения с моей женой Оксаной.
Закончи фразу, современное искусство — это
- Современное искусство — это не про деньги.
Какую зарядку вы делаете?
- Зарядку делаю для ума перед сном.
сайт